История ножа

… Это был обыденный ножик, которым режут хлеб. Он не преображался ночами в Клинок, Которого Нет, не зажигался в мгле синим светом… Нет, он был обыденным. Совершенно обыденным. Он просто резал хлеб и часто валялся на столе посреди крошек либо в мойке с грязной посудой. Почему же эти люди так осторожно берут его в руки? Заботливо упаковывают в целофан? Несут куда-то из его дома? Почему?

*******

Ты сидишь, прикрыв зеленые как у колдуньи глаза. Сидишь и мечтаешь. О Нём.

Его глаза. Чёрные, так что не видно зрачков. Это исключительно в пословице глаза — зеркало души. Ты не можешь рассмотреть в этих чёрных дырах Его мыслей и в минутки горьковатой драматичности думаешь «может, их у Него нет?»

Его губки. Такие твёрдые, такие прохладные. Да, прохладные. Полные, чувственные. Он вытерпеть не может лобзаться, скотина. Только время от времени проводит губками по твоей шейке, спускается к крошечным розовым соскам, неуверенно прихватывает их и облегчённо чмокает тебя в белоснежный мягенький животик. Очень белоснежный.

Ты вся очень белоснежная на Его фоне. На фоне Его кожи. Замечательной смуглой гладкой кожи, практически лишённой растительности, что в особенности удивительно при богатстве чёрных жёстких волос, непослушливо падающих на Его высочайший лоб. Ты закрываешь глаза и скользишь щекой по Его плечам, Его груди и целуешь, целуешь, целуешь, впитывая Его вкус, пробуя Его на зуб. Он отталкивает тебя — «не кусайся!», а на гладкой коже уже расплываются крошечные синяки. Как прекрасно! А Он злится.

Его руки. Его руки. Сильные, нежные. «Обними меня покрепче». Он осторожно придавливает тебя к для себя, как будто ты изготовлена из стекла. Он всегда опасается причинить для тебя боль. Он с трудом привыкает, что всякий раз, когда заходит в тебя, ты задыхаешься и беспомощно всхлипываешь. «Я сделал для тебя больно?!» — «Нет, мне хорошо-о-о!»

И ты кричишь под Ним, орёшь во всё гортань, скулишь и подвываешь. Он зажимает рукою для тебя рот — «не кричи!!!» — и ты стараешься из всех сил, вцепившись зубами поначалу в Его плечо, а потом, опомнившись — в подушку, и даёшь для себя слово держать себя в руках.

В последующий раз ты молчишь как партизан на допросе, гордясь собственной выдержкой, а Он винит тебя в холодности.

«Чего Ты хочешь от меня?!» И в ответ — тишь. Молчит. Он вообщем повсевременно молчит. Ты вертишься вокруг и щебечешь, и трёшься о Него, заглядывая в чёрные глаза, в каких не видно зрачков. Он припоминает бетонную стенку, о которую ты вот-вот разобьёшь для себя лоб. «Поговори-и-и со мно-о-ой!» — «Нет». И ты в отчаянии затихаешь, а Он с усмешкой притягивает тебя к для себя, устраивает под боком и лениво поглаживает. Как кошку. Ты утыкаешься в Него, вдыхая таковой родной незапятнанный запах, и замираешь от счастья.

*******

Счастье… Он произнес, что сейчас ты можешь делать с Ним всё, что хочешь. А ты, как ребёнок в магазине игрушек, хочешь всё и сходу. Он улыбается и ждёт, лениво развалившись в кресле, полностью нагой и сокрушительно прекрасный.

Твои руки, твои губки, всё тело трудятся изо всех сил. Ты легонько прикасаешься к Его щеке, скользишь пальцами по шейке, пощипываешь плоские тёмные соски, проводишь ногтями по твёрдым ягодицам… Прижимаешься грудью, животиком, бёдрами, трёшься о Его ноги раздвинутыми ягодичками, вдавливаешься увлажненной промежностью. Ты целуешь, облизываешь Его как циклопическое эскимо, исследуешь губками и языком, неуверенно прихватываешь зубами и заглядываешь в глаза — «можно?»

Он гладит тебя по волосам, и ты, всхлипнув, сползаешь перед Ним на колени. Вылизываешь ноги, медлительно и томно. Покусываешь нежную внутреннюю поверхность бедер. Он кратко, тихо стонет и закидывает для тебя ногу на плечо, притягивая ближе. Ты, тая от предвкушения, утыкаешься носом в Его лобок. Обеими руками, как будто священную реликвию, берёшь Его член. Таковой прекрасный, с вздутыми венами и тёмной, доверчиво обнажённой головкой. Тебя всегда поражает, что кто-то в этот момент может мыслить о размерах и поперечниках. Ты не думаешь. В голове вообщем ни одной мысли, не считая жгучего желания дать всю себя, раствориться в Нём, пропасть.

Он глядит для тебя в глаза, когда ты берёшь в рот Его яйца, посасывая, облизывая. Он глядит, когда ты, сжалившись, насаживаешься ртом на Его член. Так глубоко, что чуть можешь дышать. Ты медлишь, растягивая счастье абсолютной власти.

И Он не выдерживает — вот для тебя и всё, что хочешь! — и вот уже ты сидишь в кресле, а Он, стоя перед тобой, глубоко и заботливо, очень и лаского двигается у тебя во рту. Он прочно держит тебя, так что ты не можешь, ну и не хочешь, шевелиться. Твои руки послушливо лежат на Его бёдрах, и ты преданно смотришь в Его лицо, такое спокойное и бесстрастное.

Тебя нет. На данный момент тебя нет. Есть только Он. Ты Его вещь. Он как безвольную куколку раскладывает тебя на постели, становится меж твоих нескромно распяленных ног, скачком подтягивает тебя к для себя и… — О-о-о! — одним массивным толчком оказывается снутри.

Ты цепляешься за Его плечи, стремясь слиться с Ним стопроцентно. Он падает на тебя и пробует приподняться — «Тебе же тяжело!» — но ты опять дёргаешь Его на себя, не отпуская, вдавливая Его в своё тело. И Он сдаётся, опять и опять впечатывая тебя, надрывисто орущую, в диванчик, осипло, конвульсивно дыша и закрывая твой рот рукою. Ты не можешь двигаться, ты не в состоянии мыслить, ты не контролируешь НИЧЕГО!

А позже Он ложится на тебя стопроцентно, обымает тебя 2-мя руками и замирает, уткнувшись куда-то в шейку. В этот момент ты счастлива. Ты живойёшь ради этого мгновения абсолютной нежности, щемящей душу благодарности за то, что Ему отлично. На данный момент Он по-настоящему твой, в для тебя и на для тебя. С тобой.

*******

Ты никогда не гласила, что любишь. Ты боишься, что Он поймёт, как ты зависишь от Него. Ты убеждаешь Его и себя: «Это только секс». Он всё пореже и пореже с тобой: то утомился, то занят. Ты не хочешь ничего замечать, ты прогоняешь сострадательную подругу, пытающуюся открыть для тебя глаза. Ты пишешь Ему пошлые сообщения, а наедине трусливо молчишь.

Ты лицезрела Его в кафе с этой девченкой. Она такая прекрасная! Как Он смотрел на неё!

Ты глупо лежишь, уткнувшись в подушку. Хлопает дверь. Он заходит и садится на кровать. «Привет!» Ты молчишь. Раздевается, ложится рядом, обымает тебя. От Него пахнет другой дамой.

«А если я не желаю?» — ты ещё никогда Ему не отказывала. Он наваливается на тебя, Он знает, как конкретно для тебя нравится… Ты лежишь, флегмантично разглядывая потолок. Он пробует заглянуть для тебя в глаза, но ты резко отворачиваешься. Ты ощущаешь себя резиновой куколкой. Для тебя больно и тошно. И жалко всех резиновых кукол.

«О чём ты думаешь?» — «О своём, о женском».

«Давай подумаем совместно?» — «Зачем?»

Вот и побеседовали! Он не знает, что делать. Он никогда не лицезрел тебя таковой. Он одевается и уходит, в бешенстве хлопнув дверцей.

*******

Ты воешь, смотря в зеркало: грудь очень малая, пятая точка большая, волосы мерклые, кожа бледноватая… Да просто уродина!»Логично, что Он меня больше не желает! Как меня можно вообщем желать?! Уродина! Мымра!»

Ты сходишь с разума без Него. Ты хочешь излечиться. Тот мальчишка на вечеринке — как его зовут? — таскает тебя весь вечер на руках, строит из себя мачо и глядит телячьими очами. Вы уходите совместно, а позже ты, потягивая красноватое вино, целый час слушаешь его застенчивый трёп. Его никогда никто так не слушал. Ты это умеешь. Ты заводишься, смотря на его накачанное тело. Любопытно, он старше той девченки? Купаешься в откровенном восхищении, слушаешь, как ты красива. У мальчугана нетерпеливые руки и влажные губки. Ты таинственно улыбаешься и шепчешь: «Я выключу свет».

Идёшь к двери, щёлкаешь выключателем… и уходишь. Ты бежишь к Нему. К Нему.

«Если ты меня на данный момент не трахнешь, то…» — «То что?» Ты как будто врезаешься в стенку и молчишь. Он грубо срывает с тебя одежку и швыряет на кровать. Он не желает глядеть для тебя в лицо, Он берёт тебя сзади без ласк и нежности. Ты тянешь руку вспять, пытаясь дотронуться до Него, но Он прижимает твою шейку локтем так, что ты щекой упираешься в матрас. Ты стонешь и хрипишь от боли, ненависти и экстаза, что это Он. А позже Он лежит, отвернувшись от тебя, и молчит. Ты неуверенно проводишь пальцем по Его плечу. «Дура!» Ты плачешь.

*******

«Несвоевременность — нескончаемая драма, где есть он и она…» Ты ненавидишь эту песню. Так как это правда. Так как у тебя больше ничего нет. У тебя больше нет Его. Он скатывается с тебя и отворачивается. А ты молчишь и с страхом ждёшь, когда Он оденется и уйдёт. И так каждую ночь.

Но не сейчас. Сейчас Он остается с тобой, на для тебя и в для тебя, обняв тебя 2-мя руками и уткнувшись куда-то в шейку. По-настоящему твой. И ты опять будешь счастлива.

Ты улыбаешься и осторожно трогаешь пальцем лезвие ножика, которым обычно режешь хлеб.